В старших классах Люстигу попалась в руки книга о карточных играх. Он обучил нескольких одноклассников игре в бридж и покер, и вскоре ребята стали его должниками. Стремясь отыграться, они увязали в долгах. В конце концов, один из проигравшихся пожаловался родителям. Разразился скандал, замять который удалось с трудом.
Вскоре Люстиг увидел в магазине книгу «Лучшие карточные фокусы». Изучая её, мальчик научился манипулировать картами и потихоньку испробовал эти манипуляции на однокашниках. Случайно узнав о том, что карты бывают краплеными, Люстиг разработал собственную технологию их обработки.

Очаровательный мошенник

Сразу после окончания школы Виктор отправился в путешествие. По дороге в Австрию он обыграл в карты попутчиков, после чего снял номер в очень дорогой венской гостинице. Виктор знал, что его очаровательная улыбка, мягкий голос и честный взгляд вызывают у людей доверие. Все это должно было помочь ему пробиваться в жизни.
Люстиг снял офис в Вене на самой дорогой улице Грабен, а для солидности нанял пару служащих, от которых требовалось лишь дефилировать перед клиентами, создавая видимость деловой жизни. Вскоре юный авантюрист на два месяца «сдал в аренду» часть самого известного парка Вены – Пратер. Арендатору объяснили, что это делается по поручению испытывающей финансовые затруднения императорской семьи. Предполагалось, что арендаторы будут брать деньги за посещение «своей» части парка.
Потом Люстиг сдал в аренду огромный виадук в долине реки Прут. Поезда по виадуку теперь должны были ездить за плату. Прихватив заработанные таким образом денежки, Виктор не стал дожидаться вполне предсказуемого окончания своей аферы и удрал в Германию. В Берлине местные умельцы сделали ему новенький паспорт, в котором значилась уже совсем другая фамилия.
В Гамбурге Люстиг открыл офис буквально на несколько дней. Однако и за это время он успел «распродать» и «сдать в аренду» немало германских земель, после чего отправился в Италию. Там – разумеется, приобретя новый паспорт, – Виктор изучил интересы крупнейших местных финансистов и предложил им выдвинуть себя в парламент страны, естественно, обещая лоббировать их интересы. Собрав с заинтересованных лиц приличные деньги на предвыборную агитацию, Люстиг перебрался в США.

Торговец должностями

Путешествуя по миру, Виктор продавал чужую собственность: земли, реки, корабли, участки железной дороги и острова в океанах. Вскоре ему пришел в голову новый вид мошенничества: Люстиг начал торговать государственными должностями и парламентскими мандатами. Его клиентов подкупали слова мошенника: «Сейчас вы внесете только аванс, я ни за что не возьму с вас деньги до тех пор, пока вы не получите официального назначения». Суммы авансов были приличными, но ведь и должности немалые. Попался Виктор на продаже настолько высокой должности, что покупатель вдруг засомневался и обратился в полицию. Незадолго до суда Люстигу удалось бежать.
Однажды после блужданий по свету великий авантюрист вновь оказался в Америке. Там он познакомился со специалистом по подделке документов – Томом Фитчером – и предложил работать на себя, чтобы не искать в каждой стране нового человека. Виктор платил так хорошо, что Фитчер готов был следовать за ним по всему земному шару. Но для начала решили ограничиться различными штатами Нового Света.
С тех пор Люстиг занялся тем, что по поддельным документам забирал из банков чужие деньги. Вскоре он снова попался, но ему опять удалось удрать. Покидать Америку Виктору не хотелось, и он продолжил переезжать из одного штата в другой.

Чудодейственный аппарат

Однажды Люстиг явился к легендарному мафиози Аль Капоне и предложил ему совместную аферу. Он сразу предупредил: «Весь доход достанется тебе. Мне надо, чтобы ты подтверждал, будто я на тебя работаю». За время пребывания в США Виктор менял паспорта и фамилию более 40 раз. Его неоднократно арестовывали. В одних случаях помогали взятки, в других – связи в преступном мире (еще бы, человек самого Аль Капоне!), благодаря которым ему устраивали побеги. Но чаще всего Люстига отпускали из-под стражи за недоказанностью преступных действий. Это был гениальный жулик, который всегда предусматривал возможность ареста и заранее просчитывал возможные варианты выхода из ситуации.
Наткнувшись на еще одного умельца, Виктор разработал с ним аппарат для печати стодолларовых купюр. Каждая из них, по утверждению мошенников, печаталась в течение пяти часов. Покупатели видели это собственными глазами. Лишь приобретя за приличные деньги чудодейственный аппарат, люди убеждались, что больше двух купюр он выдать не в состоянии. Правда, Люстиг к тому времени находился уже далеко.

Обращение правительства

Одна из афер Виктора признана настолько уникальной, что прочно вошла в историю мировой криминалистики. В 1925 году Люстиг узнал, что решается судьба обветшавшей Эйфелевой башни. Ее нужно было или ремонтировать, или сносить. Привычно подделав документы, Виктор прибыл в Париж и на правительственных бланках разослал приглашения крупнейшим магнатам – владельцам сталелитейных предприятий. Люстиг принял своих гостей в легендарном отеле Ritz Paris – настоящем дворце, расположенном на Вандомской площади. Он официально заявил о том, что правительство Франции продает башню на слом, и пояснил, что продажа пройдет на закрытом аукционе. «По поручению правительства» Виктор предупредил, что информацию следует держать в секрете, чтобы полюбившие строение парижане не взбунтовались и не помешали сделке.
Башня весила около девяти тысяч тонн. Люстиг обещал продать ее по цене ниже стоимости лома. Позже авантюрист имел отдельную беседу с каждым из предпринимателей, намекая всем на необходимость взятки. До аукциона дело не дошло, поскольку от миллионера Андре Пуассона, кроме взятки, были получены еще и деньги за Эйфелеву башню. Когда монтажники Пуассона явились для утилизации башни, их подняли на смех и выдворили с помощью полиции. Для того чтобы не стать посмешищем всей Франции, магнат дело замял. Однако эпопея с Эйфелевой башней не закончилась. В 1932 году Люстиг снова посетил Францию, где опять продал этот символ Парижа, и тут же скрылся.

Узник Алькатраса

Вскоре Виктор с помощью Фитчера организовал изготовление фальшивых долларов. Масштаб их выпуска был настолько велик, что не на шутку встревоженное правительство США приказало полицейскому управлению срочно заняться фальшивомонетчиками. В 1935 году полиции удалось выйти на след Люстига и арестовать его. Теперь сыщики не спускали с жулика глаз – его склонность к побегам была хорошо известна.
Несмотря на самых дорогих адвокатов и блестяще выстроенную защиту, уйти от ответственности Виктору не удалось. За подделку долларов он получил 15 лет заключения, плюс шесть лет за побеги. Люстиг был заключен в Алькатрас – одну из самых мрачных тюрем США, расположенную на острове в заливе Сан-Франциско. Убежать из неё было практически невозможно. Именно там самый легендарный жулик ХХ века Виктор Люстиг и умер в 1947 году от пневмонии.

nfact.ru/news/2013-02-25-1688

Рисунок В. Меджибовского

Рулетка Господа Бога

Дан Сильгер никогда не пытался переплыть Ниагарский водопад в наглухо заклёпанной бочке, ни разу не решался пройти по натянутому между двумя небоскрёбами канату и уж тем более никогда не пробовал вложить одну-единственную пулю в барабан нагана, чтобы, наудачу спустив курок, испытать свои шансы у её величества Смерти. И всё же он был Игрок. Просто он любил играть по крупному и в гораздо более изощрённые игры.
Поэтому никто из немногочисленных друзей Сильгера, приглашённых им на день рождения, особенно не удивился, обнаружив дверь в его холостяцкую квартиру запертой, а на двери – намалёванную алой краской размашистую надпись: «Я поставил на карту Бога. И сегодня один из нас будет мёртв. Простите за сорванную вечеринку. Сильгер». Потоптавшись немного у входа и перебросившись несколькими остротами в адрес хозяина, гости разочарованно разошлись.
А в это же самое время за тысячи миль отсюда Дан Сильгер, изнемогая от жажды и усталости, падая и спотыкаясь, брёл по раскалённой каменистой пустыне, проклиная тот день и час, когда он задумал это мероприятие. Он понял всю бессмысленность своей авантюры ещё два дня назад, когда кончились продукты и вода, и когда он впервые увидел мираж. Тогда ещё были шансы вернуться, а теперь их нет. Оставалось идти вперёд, повинуясь судьбе да подбрасывая время от времени злополучную монетку. Ах, да, монетка! В знойном мареве Сильгеру привиделся тот роковой день, почти две недели назад, когда ему впервые пришла в голову безумная идея.
Все случайности от Бога, если он есть, рассуждал тогда Сильгер, а потому не использовать ли мне каждое «да» и «нет» подброшенной вверх монетки для диалога с ним? И он тут же извлёк из кармана монетку и задал первый вопрос: «Хочет ли Бог, или как он там называется, встречи со мной?». После чего определил единственное от него зависящее, – что «орёл» будет означать «нет», – и подбросил монетку. Несколько раз перевернувшись в воздухе, она упала на пол. «Решка!» – воскликнул Сильгер, и сердце его учащенно забилось. «Значит, да!». Остальное – вопрос техники. Надо выяснить лишь время и место, то есть где и когда. И если в указанное время и на указанном месте встреча не состоится, значит, никакого Бога нет. Тут ему вспомнился дребезжащий голос старого профессора, читавшего когда-то лекции в их захолустном городке: «Теория вероятностей, господа, начиналась, как вы уже знаете, с наблюдений за игрой в рулетку и другими азартными играми. У неё было несколько отцов, и один из них, бесподобный Блез Паскаль, был, наверное, первым, кто начал применять эту увлекательную науку не только в игорном зале. Он замахнулся – ни мало ни много – на одну из самых захватывающих проблем, когда либо волновавших человечество. Это проблема существования Бога. Рассматривая возможное бытие Бога всего лишь как ставку в игре, Паскаль, оценивая шансы игрока, простого смертного, пытался доказать – или оправдать, если угодно, – веру в Бесконечное…»
Вот именно, подумал Сильгер, Паскаль с помощью рулетки или жребия пытался теоретически доказать тезис о существовании Бога, я же с помощью того же самого экспериментально его опровергну. Ну ладно, ближе к делу. Сначала узнаем время. Через пару бросков монеты Сильгер уже знал, что встреча будет в этом году. Так, точнее. В первое полугодие или нет? Ага, решка. Значит, в первое. Еще точнее… Через пять минут Сильгер знал точную дату: 29 февраля. Это число обрадовало его. Именно 29 февраля у него день рождения. Хороший знак, подумал тогда Сильгер и стал лихорадочно подбрасывать монету дальше. Теперь место. Западное полушарие? Орёл. Значит, восточное. И так далее. Скоро Сильгер знал и место, крохотный палестинский городок. Дальше надо было идти пешком…
Остались два последних вопроса. Первый: «Что будет ставкой с моей стороны?». В памяти всплыло библейское «Жизнь за жизнь». Так жизнь? Монета ответила «да». «Ясно», – пробормотал Сильгер. – Ну что ж, у меня серьезный противник, и наши ставки равны. А теперь второй и последний вопрос: «За сколько дней выходить? Ведь до 29 февраля осталось так мало». Выпало: за тринадцать, то есть сегодня, 16 февраля.
Через час Сильгер был уже в аэропорту. А теперь он здесь. И нещадно палит солнце, и в голове стучит молот, а перед глазами скалятся какие-то мутные хари…
Сильгер очнулся от неприятного карканья, раздавшегося совсем рядом. С трудом разлепив глаза, он увидел в нескольких дюймах от своего лица старого нахохлившегося ворона. Откуда здесь взялся ворон? – подумал Сильгер и пересохшими губами выдавил: «Кыш, чёртова птица!». Ворон, казалось, был недоволен пробуждением человека. Тяжело подпрыгнув, он взмахнул крыльями и отлетел далеко в сторону. Проводив его взглядом, Сильгер увидел небольшую скалу, не замеченную им ранее. Напрягая зрение, он разглядел у самого её основания чёрное отверстие. «Вот оно!» – сразу блеснула мысль. Откуда-то взялись силы, чтобы подняться и доползти до скалы.
Отверстие оказалось лазом, уходящим далеко вперёд. Оттуда тянуло могильным холодом, странным в таком зное, но сейчас он только освежил Сильгера и придал ему новых сил. «Наконец-то, боженька, наконец-то», – в лихорадочном возбуждении твердил он, протискиваясь в зловеще зиявшую дыру. Он даже не стал подбрасывать монетку: всё и так ясно – он у цели.
Забравшись внутрь, Сильгер чиркнул спичкой и огляделся. Он оказался в очень тесном пологом туннеле, обшитом правильными пятиугольными плитами, которые были испещрены полустёртыми непонятными знаками. Отовсюду свешивалась бахрома скользкой паутины, под ногами шуршали еле видимые мерзкие твари. Людей здесь не было, наверное, тысячи лет. Однако, надо было идти дальше – его уже бил озноб от сырости и нетерпения.
Через несколько шагов в кромешной темноте – спички надо было экономить – он сильно ударился головой обо что-то твёрдое. Когда боль утихла, Сильгер пошарил вверху руками. Голова упиралась в свод. Пришлось идти согнувшись, а потом опуститься на четвереньки Высота туннеля уже не превышала метра. Прошло ещё полчаса. Руки Сильгера были изодраны в кровь об острые края выступающих камней, он уже полз, сжатый почти до предела неотвратимо надвигающимся сводом. И когда рука уперлась во что-то твердое впереди, силы оставили его и он уронил голову прямо в рой копошащихся перед его носом насекомых. В тот же миг тоннель сзади него обрушился. И тут Сильгеру впервые стало страшно. Судя по всему, он был наглухо замурован в каменном гробу. Дрожащей рукой Сильгер потянулся в карман за спичками. Пальцы наткнулись на холодный кружок металла. Проклятая монета! Отброшенная в сторону, она жалобно звякнула в темноте. Наконец – неожиданно ярко вспыхнул крохотный огонёк спички, осветив покрытый вязью каменный пятиугольник, наполовину отломившийся от свода и загородивший проход. Ещё не всё потеряно! Напрягая последние силы, Сильгер смог приподнять свисающую плиту и протиснуться под её острыми краями. Путь вперёд был свободен, и Сильгер, извиваясь и корчась от боли, пополз дальше. Время застыло для него, и потому он даже не понял, когда именно лаз внезапно расширился и в воздухе запахло чем-то неприятно знакомым. С каждым метром запах становился всё сильнее. Его осенило: сера! И в тот же миг впереди вспыхнуло пламя…
Прямо перед Сильгером, в самом центре небольшого овального зала, восседал на колченогом стуле старик. Вид его был ужасен: полусгнившие лохмотья, бельмо на глазу, выпирающие клыки и тяжёлый золотой перстень на единственном пальце левой руки.
– Добро пожаловать, Сильгер, – проскрипел старик. – Я был уверен, что ты будешь точен.
– Кто вы? – выдавил Сильгер, каменея от страшных предчувствий.
– Да ты, наверное, и сам уже догадался. Я – изнанка Господа Бога, его Alter Ego, его тень, его прах, его отражение, самый большой его грех! Я тот, кто играл с тобой в орлянку, а у меня, как известно, нельзя выиграть…
– Ты передёргивал, мерзкий плут! – задыхаясь, закричал Сильгер. – У меня был точный расчет! Я играл с Богом!
– Да, да, ты всё правильно рассчитал, мой несчастный друг. Кроме одного. – Он мерзко захихикал, разбрызгивая желтую слюну. – Ты выбрал не ту сторону монеты.
– Не может быть! – закричал в ужасе Сильгер.
– Может, мой дорогой, может. Если бы «орёл» у тебя означал «да», ты попал бы куда хотел.
И тут же опять вспыхнуло пламя, пещеру заволокло зелёным дымом, что-то скользкое и гадкое обвило ноги Сильгера, чьи-то мохнатые лапы подхватили его и потащили куда-то вниз, туда, откуда все слышнее доносились крики, стоны и проклятия.
А вы не хотите сыграть в рулетку с Господом Богом?

Сергей ФЕДИН

То и будет
Апокриф

Что было то и будет...
Екклесиаст

Сё, гряду скоро, и возмездие Моё со Мною...
Апокалипсис

В тот день мёртвые восстали из праха и праведники могли надеяться на вечное блаженство.
Творец создал всех и потому ответ хотел держать перед всеми.
И Он сказал:
«О чада мои! Живущие и жившие, в силе и истлевшие. Человеки!
Я лицезрею вас всех, от самого первого до тех, чья жизнь лишь зародилась и спрятана от взоров непосвященных. И если кто из вас видит частицу меня – всего меня окинуть взглядом невозможно, – кто видит её, содрогнитесь, но не цепенейте. Содрогнитесь и внимайте. Ибо это последний мой приход к вам.
О, вас не зря пугали Страшным судом те, кто хоть краем уха слышал отзвуки моего гласа. Но ни один из земных толкователей так и не смог поведать истину об этом часе.
Я собрал вас, чтобы покаяться и сказать своё последнее Слово. Слушайте и внимайте. Это будет Страшный суд. Потому что это суд над самим собой. И потому над всеми.
Слушайте и ужасайтесь!
Я – величайший грешник во всей Вселенной. Я отец зла в мире. Я своею волею создал его источник. Ибо ангелы – моё творение. И падший ангел – один из них.
Я принёс человечеству столько бед и причинил столько страданий, сколько не смогли и не смогут все злодеи прошлого, настоящего и грядущего.
Все самые тяжкие грехи первым совершил я. А вы – лишь нерадивые мои ученики, дети мои.
Сколько грехов на мне! Как безмерно глубока вина моя! За что преклоняетесь предо мною?
Ведь я жесток. Я выгнал из сада вечного блаженства своих разумных созданий, голых и неумелых, лишь за то, что они хотели ЗНАТЬ. Я лишил их своей заботы лишь за то, что сделал их разумными. Ибо не лань вкусила плод с древа познания и не птица. Но человек.
Я причастен к первому убийству человека.
Я был двуличен и нечестен, когда пугал муками ада непокорных гордецов и прельщал райскими кущами верных рабов. Я поступал как обычный деспот, действуя кнутом и пряником, кому что больше подходит.
Я грешен перед вами в том, что создал вас такими несовершенными и обрек тем самым на мучения и страдания. Я не уберег вас ни от ударов стихии, ни от болезней. Я дал вам жизнь, но не дал бессмертия. Я подверг вас мучительному страху ожидания смерти. Я был бессилен что-либо изменить в мире, но утешал себя собственной сказкой о вашем грехопадении и вечной греховности. И в утешении этом мне помогали рабы мои. Пусть останется на их совести всё, что обо мне говорили и от имени моего делали они. Ведь многие из них хотели добра. Они не ведали, что творили.
О имя моё! Ты алое от крови агнцев и человеков. И сына единственного моего.
Много породил я зла. Оно плодилось, росло и ширилось.
Однажды я попытался начать всё заново. И – о чудовище! – я уничтожил всех страшной смертью. Всех, кроме одной семьи. Кто совершал за всю историю мира столь изуверское преступление? Никто.
И всё же мне ничего не удалось. Вы остались сами собою. Вы неисправимы. И все мои замыслы исправить вас наталкивались на непреодолимые препятствия. Вы были все, как первые люди. Вы были всегда, как я. Великие грешники.
И великие творцы.
Вы были мне неподвластны с самого сотворения. Вы начали жить своей собственной жизнью. И возжаждали сравняться со мной в могуществе. Я всеми силами противился этому и каждый раз вставал на вашем пути. Так было, когда вы принялись строить великую башню. Я испугался, смешал языки ваши и породил рознь и непонимание. А чтобы прикрыть свой страх – один из худших грехов, – я лицемерно поведал своим мудрым послушным рабам о человеческой гордыне.
Но постепенно я стал задумываться: прав ли я? И червь сомнения проникал в меня глубже и глубже и разрушал меня.
Впервые я почувствовал неловкость, когда вещал одному из вас о заповедях для детей человеческих. Теперь я понимаю: это был стыд грешника, ещё не потерявшего совести. Но тогда я был уверен в своём величии, в том, что могу повелевать и управлять миром.
О мнимое могущество! Сколько страданий оно принесло невинным! Я не всемогущ – как мне казалось. Я окончательно запутался, я устал. Я не могу уследить за всем, что делается, за всеми, кто живет, кто просит меня и молит о помощи. Я бессилен. Творения рук моих не слушаются отца своего. Мир вырос из пелёнок, стал совсем взрослым. Вы выросли, дети мои. И я рад этому. Я вас всех люблю, хоть есть среди вас и злодеи, и предатели, и изверги, хотя все вы грешники. Я люблю вас всех, ибо самый великий в мире грешник – это я. А вы – лишь слабое моё подобие. Я отражаюсь в вас, в каждом по крохотной частичке. И невозможно вам представить, кто я, и осознать глубину моего падения.
Я говорю это вам, потому что это так и есть. Но я говорю это вам и потому, что хочу объявить вам о своем ПОСЛЕДНЕМ ГРЕХЕ.
Я, так незаслуженно любимый вами, хочу нанести вам последний удар. Я знаю, этот грех будет чудовищней из всех ранее творимых. Я хочу уйти от вас навсегда и оставить вас одних. Последнее, что я отнимаю у вас, – веру в МЕНЯ. Вы остаётесь одни. И каждый из вас – друг для друга. Это единственное моё оправдание. Я надеюсь, вы поймете меня и не осудите.
Мои грехи неизмеримы.
Простите Владыку и Творца мира своего… »
Жестокосердный, Он оставлял им только одну веру – веру в себя и себе подобных. Он не думал о слабых. Он не думал о несчастных. Может быть, Он хотел, чтобы все стали сильными, прекрасными и счастливыми? Но возможно ли такое?
Это был час, когда безбожники застыли в ужасе, а грешники молили не покидать их.
Но Творец был непреклонен. И последние слова Свои Он обратил к единственному Сыну Своему:
– Пойдем со Мною, Сын Мой.
Но сын человеческий ответил Ему:
– Отец! Я не могу оставить их. Я остаюсь с ними...
Люди видели всё и слышали. Они скорбели и многие плакали. Они чувствовали, как трудно Ему, грешному их Создателю. Как тяжело. И они простили Его, и Он ушел.
Где Он теперь?
Какие творит миры?
Какие грехи совершает?..

Иван ФИЛИМОНОВ

Журнал «Химия и жизнь», № 9, 1992 г. с. 92-95

Не кажется ли Вам, что в христианстве нередко можно видеть некоторое высокомерие по отношению к науке и культуре, даже презрение к земной жизни и жизни тела? Кажется, и Священное Писание (особенно апостол Павел), и многие святые отцы не скрывают этого. Столько в мiре тьмы и страданий, и разве культура и знание не являются светом и утешением в нём?

И.В.Дроздов, г. Сергиев Посад

Разумеется, у христиан нет ни превозношения, ни презрения к науке и культуре. Но всё существующее должно быть поставлено на своё место всеразрушающей смертью и абсолютной победой над ней Воскресением Христовым. «Что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою. Да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа», – говорит апостол (Флп. 3,7-8). В греческом тексте вместо слова «сор» – «экскременты». Без Христа ничто не свято: знания, культуры, ценности – только сор, навоз, только то, что бросается псам (таково второе значение слова, переведённого как «сор»).
В самом деле, приобрести Христа – всё приобрести с Ним и в Нём. Смысл жизни – «познать Его, и силу Воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мёртвых». Пусть эта всепревосходящая ценность познания Христа будет у нас. Ради этого мы собираемся в Церкви, чтобы утвердиться в истинном общении с Богом и друг с другом. Наша цель, свидетельствуют все святые, – не в том, чтобы знать всё о Христе, но чтобы знать Христа, лично знать Его. Это и означает «познать силу Его Воскресения». Потому что для нас Воскресение – не просто победа, одержанная в прошлом, в далёкой истории, какой бы ослепительной она ни была. И это не то, что относится только ко Христу, как бы ни было это важно для Него. И не только к Божией Матери в Её светоносном Успении. Это великая сила, которая действует в жизни каждого христианина. Каждый из нас знает, о чём идёт речь. Мы не в состоянии описать это чудо, совершившееся в жизни миллионов и миллиардов людей.
Но сила Воскресения Христова открывается у всех, по крайней мере, в трёх направлениях. Прежде всего, мы с несомненностью узнаём о ценности этой земной жизни и этого тела, в котором мы живём. Христос воскрес в человеческом теле, это тело Он освящает Своей победой. Только в этом свете мы воспринимаем сегодня войну диавола и слуг его против святыни человеческого тела. Во-вторых, Воскресением Христовым нам ясно открывается жизнь будущего века, к которой мы идём. Оттого что Он живёт, и мы будем живы, Его победа – вечная наша победа. И, наконец, мы знаем, что в жизни и смерти, и за пределами смерти Воскресший Господь всегда с нами. Его обещание быть с нами до скончания века – неложно. Воскресение Христово – уверение, что жизнь стоит того, чтобы жить, что наше человеческое тело священно. И что смерть – не конец жизни, а крестный пасхальный переход. И ничто ни в жизни, ни в смерти не может нас разлучить с Ним.

Протоиерей Александр Шаргунов.
(журнал «Русский Дом» №8, 2009 г., с. 52)

Начало искусства слова – в фольклоре. Собирайте ваш фольклор, учитесь на нем, обрабатывайте его. Он очень много дает материала и вам, и нам, поэтам и прозаикам Союза. Чем лучше мы будем знать прошлое, тем легче, тем более глубоко и радостно поймем великое значение творимого нами настоящего.

Максим Горький

Светлых голов, светлых в полном смысле слова, в античном мире, быть может, было всего две – Фемистокл и Цезарь, два политика. Бесспорно, были и другие, родившие немало светлых мыслей – математических, философских и натурфилософских. Но то был свет науки, то есть абстракций. Все, что говорит наука, абстрактно, а все абстрактное ясно. Так что ясность не столько в голове того, кто занят наукой, сколько в самом предмете занятий. По-настоящему темна и запутанна лишь конкретная, живая действительность, вечно неповторимая. Кто способен уверенно ориентироваться в ней, кто в общем хаосе событий различает их сиюминутную подоплеку, скрытную структуру времени – короче, кто не теряется в жизни, – только у того действительно светлая голова. Взгляните на окружающих – и увидите, насколько заблудились они в собственной жизни; они движутся, как лунатики, по краю своей судьбы, благополучной или злосчастной, и даже не догадываются, что с ними происходит. На словах они точно определяют самих себя и своё окружение, и, казалось бы, это свидетельствует о понимании того и другого. Но если бегло обозреть их понятия, обнаружится, что они нисколько не отражают ту действительность, с которой кажутся соотнесенными, а если вглядеться поглубже, выяснится, что они и не претендуют на это. Все наоборот – человек пытается подменить ими своё видение мира, заслониться от собственной жизни. Потому что жизнь на первый взгляд – это хаос, в котором теряешься. Человек об этом догадывается, но боится оказаться лицом к лицу с грозной реальностью и отгораживается фантасмагорической завесой, на которой всё изображено просто и понятно. Его нимало не заботит, что его «идеи» неправдоподобны, – для него это окопы, чтобы отсидеться от собственной жизни, или страшные гримасы, чтобы отпугнуть реальность.
Светлые головы – те, кто избавляется от фантасмагорических «идей», смотрит на жизнь в упор и видит, что всё в ней спорно и гадательно, и чувствует, что гибнет. А поскольку жить как раз и означает чувствовать себя гибнущим, только признание этой правды приводит к себе самому, помогает обрести свою подлинность, выбраться на твёрдую почву. Инстинктивно, как утопающий, человек ищет за что ухватиться, и взгляд его – трагический, последний и предельно честный, поскольку речь идёт о спасении – упорядочивает сумятицу его жизни. Единственно подлинные мысли – мысли утопающего. Всё прочее – риторика, поза, внутреннее фиглярство. Кто не чувствует, что действительно гибнет, тот погибнет обязательно – он никогда не найдет себя, не столкнётся со своей подлинной сутью.
Это справедливо для всего, и даже для науки, несмотря на то что сама по себе наука – бегство от жизни (большинство людей науки отдается ей из боязни оказаться лицом к лицу с собственной жизнью; не светлые это головы – отсюда и прославленная их беспомощность в конкретных жизненных обстоятельствах). Наши научные идеи ценны ровно настолько, насколько безнадёжной ощущали мы поставленную проблему, насколько хорошо видели её неразрешимость и понимали, что не можем опереться ни на готовые теории, ни на рецепты, ни на постулаты, ни на словесные ухищрения.
Кто открывает новую научную истину, тому пришлось перелопатить почти всё, чему выучился, и новое далось ему в руки, окровавленные от разгребания бесконечных общих мест.

Хосе Ортега-и-Гассет «Восстание масс»

О ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ ФИЗИЧЕСКИХ СУЩНОСТЯХ

Любая естественная наука описывает природный мир через какие-то основные сущности.
Химия опирается на представления об атомно-молекулярном строении вещества, валентных связях между атомами и реакциях, приводящих к распаду старых молекулярных структур и возникновению новых. При этом она использует данные об атомной организации и межатомных связях, которые заимствует из физики. Биология формирует представление об устройстве клетки, о кодировании и воплощении наследственной информации, опираясь на сложные модели биохимических процессов. Геология исследует структуру и динамику геологических тел, опираясь на физико-химические процессы, происходящие в этих объектах.
В этом смысле фундаментальные разделы физики находятся в особом положении. Они формируют представления об основных сущностях, с помощью которых можно, в принципе, объяснить все в природе, но сами не могут быть описаны через ещё более фундаментальные понятия.
Можно верить или не верить в неисчерпаемость структуры материи, но научная теория не терпит объяснений через неизвестное. Представления о фундаментальном строении вещества менялись в истории науки и, скорее всего, ещё будут трансформироваться. Однако любая научная теория или гипотеза обязана ясно указать, какие сущности она выбирает базовыми.
Термин «элементарная частица» не означает, что частица обладает простыми («элементарными» с точки зрения обыденного здравого смысла) свойствами, просто наука принимает её за элемент мироздания. Сравнительно недавно утвердилась кварковая модель внутриядерных частиц и их взаимодействий. Вправе ли мы экстраполировать этот исторический опыт и ожидать, что кварки окажутся составленными из чего-то еще более простого?
Может быть, атом не так уж неисчерпаем, а исчерпала себя идея дурной бесконечности уровней выделения все более фундаментальных частиц? Ведь не случайно же кварки – самые элементарные из известных частиц – никак не удаётся обнаружить в свободном состоянии. Нет ли здесь ловушки, которую ставит исследователю здравый смысл?
Мы интуитивно пытаемся облечь фундаментальные сущности в образы обыденного мира. В этом мире самый простой физический объект – твёрдый шарик на манер бильярдного, а непрерывная среда – что-то вроде воды или воздуха. Интуиция здравого смысла привела древних греков к представлению об атомном строении вещества и материи – как бесформенной протяженности (Аристотель). В классической физике похожим образом возникли идеи точечных элементарных частиц и мирового эфира, носителя электромагнитных (в том числе световых) волн.
Однако попытка создать планетарную модель атома как подобие солнечной системы, где вокруг «тяжёлой точки» – ядра – вращаются «лёгкие» заряженные точки – электроны, привела к известным всем противоречиям. Электроны по законам электродинамики должны были непрерывно излучать и в конце концов замедлиться и упасть на ядро. Чтобы спасти планетарную модель, Нильсу Бору пришлось ввести противоречащие классическим представлениям «квантовые постулаты». У же позже Бор пришел к принципу неопределенности, который указывает, что квантовая физика несовместима с интуицией здравого смысла.

СУБЪЕКТИВЕН ЛИ ПРИНЦИП НЕОПРЕДЕЛЁННОСТИ?

Принцип неопределённости ярко и концентрированно выражает принципиальное отличие квантовой физики от классических физических представлений – даже от теории относительности. Недаром между Эйнштейном и Бором долго шёл спор, в котором первый пытался показать несостоятельность принципа неопределённости, а второй находил каждый раз тончайшие аргументы в его защиту.
Вполне возможно, что на Бора оказали влияние идеи выдающегося американского психолога У. Джеймса, который утверждал, что наблюдение психологических состояний разрушает эти состояния – нарушает их «чистоту». Действительно, согласно принципу неопределённости, физическая система, подчиняющаяся квантовым, а не классическим законам, не позволяет исчерпывающе наблюдать себя в эксперименте. Квантово-физические объекты обычно ассоциируются с микромиром, то есть с явлениями внутри атомов, экспериментатор живет в макромире, масштабы которого превосходят атомные на многие порядки, – поэтому принцип неопределённости порой трактуют как невозможность макронаблюдателю исследовать микрообъект, не нарушив его состояния. Хочешь – не хочешь, в этом состоянии присутствует некоторая обязательная (предусматриваемая законами микромира) неопределённость.
Чтобы измерить импульс частицы, нужно осветить её пучком фотонов, энергия которого сопоставима с ее собственной энергией. Но тогда нарушится её траектория в пространстве и мы не сможем точно определить её пространственные координаты. Наоборот, при точном измерении координаты строго локализованным пучком света возникнет неопределённость в импульсе. Более подробно об этом рассказано в любом учебнике квантовой физики.
Квантовые свойства «точечной частицы» как элементарного объекта микромира обретают своё объяснение, если ввести понятие макронаблюдателя, чьи способы изучения слишком грубы, чтобы получить полную информацию об этой частице. Получается, что до микрочастицы нельзя безнаказанно дотронуться «руками», как нельзя коснуться бабочки, не повредив пыльцы на ее крылышках.
Меня такая трактовка принципа неопределённости не удовлетворяет.
Меня не устраивает физика, зависящая от свойств и, в частности, от размеров наблюдателя. Неужели для гипотетического наблюдателя, размеры которого были бы соизмеримы с атомными, законы физики должны оказаться другими? Известны соображения Эрвина Шредингера о том, что разум на материальной основе требует для своего возникновения достаточно больших размеров по сравнению с атомными. Но меня не устраивает даже мысль о том, что для ангелов или демонов (вспомните знаменитого «демона Максвелла»), способных проникать в промежутки между атомными частицами, законы физики могут быть принципиально иными.
Если рационалистическая картина мира зависит от способностей данного вида разума, то с рационализмом что-то не в порядке. Это во-первых.
Во-вторых, и это очень важно, квантовые физические системы отнюдь не обязаны быть микроскопическими. Физикам известны макроскопические объекты, ведущие себя по законам квантовой механики. Это сверхтекучая квантовая жидкость – гелий II при сверхнизких температурах, это сверхпроводящие макроскопические твёрдые тела.

НЕОПРЕДЕЛЁННОСТЬ И ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТЬ

К счастью, физика вовсе не заставляет нас принимать именно такую интерпретацию принципа неопределённости. Возможна и иная трактовка – в виде принципа дополнительности, которому ученик Бора Вернер Гейзенберг дал точную математическую формулировку в рамках принятой сегодня математической схемы квантовой механики.
Но в этой схеме нам никак нельзя позволить себе воображать элементарную частицу как материальную точку. Теперь это математический объект, представляющий набор её возможных состояний. Описывать здесь математический аппарат квантовой механики абсолютно невозможно. Дадим только резюме того, о чём этот аппарат разрешает говорить. Для каждой квантовомеханической системы (в том числе – частицы или поля) можно говорить: о наборе возможных состояний; о конкретном состоянии системы – векторе в пространстве состояний; о наблюдаемых величинах (координатах, импульсе, энергии и т. п. ) – для всех них есть
вероятностное распределение значений в каждом данном состоянии.
Фундаментальной сущностью здесь оказывается не точечная материальная частица, а сложный (бесконечномерный) математический объект, который может пребывать в каком-то одном из состояний. В каждом из этих состояний своя вероятность наблюдаемых величин – лишь точность их измерения ограничена соответствующей дисперсией. Но дисперсию, наверное, можно произвольно уменьшать, выбирая состояние?
Нет, дело обстоит совсем иначе. Существуют дополнительные пары наблюдаемых величин (например, координата х и импульс р), для которых в любом состоянии выполняется неравенство Гейзенберга:

ΔxΔp≥h,

где h – знаменитая постоянная Планка. Это неравенство и составляет математическую формулировку принципа дополнительности: если в некотором состоянии погрешность измерения величины А мала, то погрешность измерения дополнительной величины В окажется большой настолько, чтобы произведение этих погрешностей оставалось больше, чем правая часть неравенства Гейзенберга.
Дополнительность – это свойство самих наблюдаемых величин, никак не связанное с состоянием, в котором находится та или иная система. Типичный пример дополнительных наблюдаемых величин – координата и импульс системы (в направлении этой координаты). В каждом состоянии системы координата и импульс не могут быть измерены одновременно сколько угодно точно. Напротив, чем точнее измеряется импульс, тем менее точно можно измерить координату. И наоборот. Здесь речь не о том, что попытка измерить координату сопряжена с воздействием на импульс, а о том, что те состояния системы, в которых координата может быть достаточно точно измерена, объективно не позволяют точно измерить импульс.
Такова объективная интерпретация принципа неопределённости через дополнительность некоторых важнейших характеристик физической системы. Мне эта интерпретация импонирует куда больше той, что возлагает ответственность на человека за то, что его воздействие портит точность некоторых измерений.

ИНФОРМАЦИОННАЯ ТРАКТОВКА ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ

Принцип дополнительности можно очень естественно изложить в информационных терминах. При наблюдении квантовой системы оказывается, что чем больше информации об импульсе можно получить в том или ином её состоянии, тем меньше информации получит наблюдатель о координатах.
Известный химик и логик Дмитрий Анатольевич Бочвар сумел математически сформулировать принцип дополнительности не через дисперсии наблюдаемых величин, а с помощью того количества информации, которое необходимо, чтобы эти величины определить.
Принцип дополнительности утверждает, что получение информации об одних характеристиках системы как бы мешает получению информации о других её характеристиках. Это звучит несколько странно, и вот почему. Есть ситуации, когда информация об одних характеристиках системы одновременно содержит сведения о других. Например, знание химической структуры вещества может подсказать, каково фармакологическое действие или токсичность этого же вещества.
Конечно, бывает, что информация об одних характеристиках не содержит никакой информации о других, но и не мешает эту информацию получать. Скажем, рассматривая игральную карту с лицевой стороны, мы видим, что это король червей, но не получаем никаких сведений о рисунке на обороте. Но ведь нет препятствий узнать то, что мы не знаем. Можно поместить карту перед зеркалом и видеть одновременно лицевую сторону непосредственно, а о рисунке на рубашке получать полные сведения, разглядывая отражение в зеркале. А если бы мы имели дело с «квантовой картой», то, разглядывая её с лицевой стороны, не получили бы шансов как бы то ни было судить о том, что изображено у нее на рубашке.
На первый взгляд, такую ситуацию трудно даже представить. Если в ответ на вопрос, что идёт в ближайшем кинотеатре, вы получите подробнейший рассказ о ценах на ближайшем рынке – лишит ли это вас возможности выяснить то, что вас интересует? Нет, конечно. Представим себе, что мы не держим игральную карту в руках, а вызываем изображение обеих её сторон из компьютерной памяти. Но на дисплее размещается изображение лишь одной стороны. Мы можем часть изображения одной стороны убрать, а на её место вызвать соответствующую часть рисунка другой стороны. И вдруг на дисплее появляется совсем другой рисунок, который успела к этому моменту сочинить машинная база данных.
Вот мы и пришли к возможной информационной подоплеке феномена дополнительности. Она заключается в ограниченности памяти (при хранении информации) или времени (при её передаче).
Представим себе, что квантовая система имеет своего рода память, в которой она хранит информацию о своём состоянии. Часть памяти отведена для хранения сведений о координате, часть – об импульсе. Суммарная ёмкость памяти ограничена. Поэтому слишком подробная (точная) информация о координате, вообще об одной из двух наблюдаемых дополнительных величин, не оставляет места для подобных сведений о другой. Получить же в эксперименте мы можем только ту информацию, которая составляет содержание памяти, характеризующей наблюдаемое состояние системы. Именно так можно было бы объяснить эффект дополнительности.
Должен предупредить: это объяснение уже выходит за пределы традиционной квантовой физики. Последняя не знает понятия памяти, её содержания и ограничений объема.

ПАМЯТЬ КАК ФУНДАМЕНТАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ

Фактически предлагаемая гипотеза о памяти, в которой хранится описание квантовой системы (в частности, элементарной частицы), равносильна новому представлению о фундаментальных физических сущностях. Вместо неделимых частиц-атомов, напоминающих бильярдные шары (таков мир Демокрита), и вместо сфер в бесконечномерном пространстве, которые соответствуют состояниям системы по квантовой физике (такой мир больше всего соответствует миру Платона, в котором основой вещей оказываются математические структуры), появляется мир из непроницаемых для наблюдателя монад, несущих на себе скупое описание собственных характеристик.
Попробуем воплотить эти представления в простейшие формулы, связывающие характеристики памяти с физическими параметрами. Пусть общий объем памяти для данной физической системы составляет N битов, что буквально означает возможность расположить в такой памяти N нулей или единиц в двоичном представлении наблюдаемых величин. Величина N оказывается суммой числа разрядов, идущих на запись информации о координате, и числа разрядов дли представления импульса. Введём теперь две величины: х̄ – максимальное значение координаты и р̄ – максимальное значение импульсов. С точки зрения квантовой физики вводить такие величины совершенно неправомерно, но мы уже отклонились от этой точки зрения, когда стали говорить о конечной памяти, присущей квантово-физической системе. Поскольку значения координаты и импульса записаны в памяти дискретно, то естественно ввести меру такой дискретности – соответственно Δх и Δр для каждой из дополнительных наблюдаемых величин. Они характеризуют неопределённость представления координаты и импульса в памяти системы, а значит, символизируют, какова максимально достижимая неопределённость в измерении этих величин.
Двоичные логарифмы отношений х̄ / Δх и р̄ / Δр будут теперь определять число двоичных
разрядов, позволяющих записать значения координат и импульса, измеряемых в данном диапазоне с данной дискретностью. Сумма этих логарифмов даёт выражение для объема памяти, присущего данной физической системе:

N = log2 (х̄ р̄ / ΔхΔр)

Мы воспользовались известным школьным правилом о том, что сумма логарифмов – это логарифм произведения. Применив к знаменателю неравенство Гейзенберга, мы придем к неравенству N≤log2 (D / h̄). Величина D = х̄ р̄ имеет размерность действия, так что под знаком логарифма стоит безразмерная величина. Нам удалось связать объем памяти, присущий (по нашему исходному предположению) системе, с физическими характеристиками этой системы – то есть с характерным для этой системы действием.
Ограниченность памяти означает, что ни одну из характеристик системы нельзя определить сколь угодно точно, ибо это потребовало бы записи бесконечного количества знаков.
Гипотеза ограниченности памяти позволяет предсказать, что для физических систем существует минимальное значение расстояний, которые имеет смысл пытаться различить и измерять.

СЛОВО КАК ОСНОВА ФИЗИЧЕСКОГО МИРА

Представление о физических объектах как монадах, снабженных ограниченным описанием, даёт не только информационное толкование принципу дополнительности, но и позволяет сделать некоторые новые выводы о физической реальности, которые могут подтвердить или опровергнуть такое толкование. Попробуем сделать предлагаемую картину мира более последовательной, поскольку в предложенной концепции памяти таится возможность гораздо более радикальной ломки представлений о физическом мире, чем это кажется на первый взгляд.
В сущности, создаваемая нами картина мира не нуждается в гипотезе о ненаблюдаемой монаде. Достаточно иметь её описание (только оно и доступно наблюдателю). Это описание определяет взаимодействие системы с внешними объектами. Будем считать лежащие в основе мира физические системы совпадающими с их описаниями. Будем рассматривать память не как внешний атрибут физической системы (то есть как её окошко в мир), но как сущность этой системы, как её самое. Такой воображаемый физический мир состоит из россыпи конечных слов, служащих описаниями различных систем и, одновременно, совпадающих с этими системами. Эти слова могут объединяться, переписываться, порождать новые слова. Идея Декарта о системе координат позволяет представить мир отдельных точек миром чисел. Шаг, который предлагается сделать, состоит в том, чтобы в качестве основы мира взять конечные представления величин, характеризующих математические объекты. В таком мире нет ни частиц как таковых, ни законченных математических структур. Есть только конечные представления этих структур в виде ограниченных последовательностей знаков, в том числе нулей и единиц.
Микрообъекты этого мира, составляющие его основу и сущность, – это не уменьшенные во много раз копии бильярдных шаров, притягивающих и отталкивающих друг друга через силовые поля. Это и не точки математического пространства, но знаки этих точек, слова ограниченной длины, описывающие состояния объектов в той мере, в какой они определены и наблюдаемы. Объект в данном случае равен собственному описанию. Динамика таких объектов задается правилами преобразования слов-описаний. Правила превращения одних слов в другие используют в логических исчислениях или в теории нормальных алгоритмов А. А. Маркова. По крайней мере, логические исчисления и алгоритмы – это естественные средства для описания того, что происходит в мире, состоящем из слов. Динамика этого мира описывается как алгоритм Маркова, выполняющий преобразования слов по известным правилам, которые также описываются как наборы слов. Этот мир несколько неуютен для физиков, привыкших к тому, что мир состоит из аналитических структур и связывающих их уравнений. Но он очень естествен для логиков и кибернетиков, для которых слова и преобразования – привычная реальность. Наконец, этот воображаемый мир легко представить себе как сотворенный «Словом, которое было в начале всего» и породило в акте творения гигантский набор слов-фрагментов, ведущих себя как квазичастицы, а также слово-алгоритм, определяющий дальнейшее взаимодействие и развитие порожденных слов.
Рассмотрим пример слова, соответствующего одномерной системе. Такое слово имеет линейную протяжённость – это последовательность нулей или единиц, между которыми помещен знак разделителя в виде двух скобок. Слева от скобок находятся последовательные разряды координаты, начиная со старшего разряда, примыкающего к разделителю, а справа, тоже начиная со старшего разряда, записана величина импульса:

Хn Xn...1 ••• X1 )( P1 P2 ••• Pm.

Разделитель может находиться в любой позиции. Крайне правая позиция разделителя означает, что все остальные позиции уже использованы для записи координаты х. Значение импульса в таком состоянии системы полностью неопределённо. Если разделитель оказался в крайне левой позиции, то полностью неопределённой становится величина координаты, а импульс задан с максимальной точностью. Промежуточное положение разделителя означает, что неопределённость поделена между координатой и импульсом.
Состояние системы задано положением разделителя и записями во всех остальных позициях.
Трёхмерная система описывается тремя такими цепочками. Можно представить себе и картину, где соответствующее слово несёт информацию о физической системе, скажем, имя и параметры соответствующей частицы.
При этом никакой отдельной от слова частицы в описываемом мире нет – она существует именно как описание себя самой. Физическим полям соответствуют специальные слова-кванты данного поля. В них записаны правила преобразования слов, определяющие взаимодействия «частиц» через данное поле. Совокупность таких правил задает исчисление или алгоритм, ответственные за динамику систем и мира в целом.
Разумеется, все сказанное нельзя рассматривать как научную концепцию. Это лишь весьма схематичный эскиз, который мог бы привести к её созданию. Если это, паче чаяния, когда-то случится, то такая научная концепция будет походить на мои соображения о словах как фундаментальных сущностях, лежащих в основе физических феноменов, не более, чем современная теория элементарных частиц и фундаментальных взаимодействий напоминает о наивных представлениях атомистики Демокрита.

ИТАК, ЧТО ЖЕ ПЕРВИЧНО?

Попытка найти простую и понятную интерпретацию принципа неопределённости привела нас к необычному представлению о природе физического мира, в котором в качестве основных сущностей выступают слова – описания физических объектов, ограниченные заданным объемом памяти.
Подчеркнём здесь один принципиальный момент. Может возникнуть впечатление, что именно память, в которой записаны слова, а вовсе не слово выступает в роли первичной сущности. Тогда может возникнуть вопрос-возражение: из чего же сделана сама память? Иными словами, не вводится ли здесь подспудно еще более фундаментальная сущность, чем слово как содержимое памяти?
В действительности, в рамках предложенной концепции физического мира (если угодно, предложенного мифа о том, как устроен мир) этот вопрос столь же неправомерен, как в рамках атомных воззрений Демокрита был бы неправомерен вопрос: из чего сделаны атомы? У Демокрита атомы выступают как первичные неделимые сущности. Точно так же в предлагаемой картине первичными сущностями служат слова, а не материальный носитель, на котором они якобы записаны. Эти слова существуют сами по себе и не нуждаются ни в каких устройствах памяти для их хранения. Соображения о том, что в привычном нам опыте макромира, на который опирается здравый смысл, любое слово, любая информация существуют только как запись на некоем материальном носителе, не имеют отношения к делу. Для предельных категорий в сфере первичных сущностей житейский опыт только мешает. С точки зрения здравого смысла не может быть ни независимости скорости света от выбора системы координат, ни принципа неопределённости.
Когда мы говорим о первичных компонентах материального мира, мы не имеем права опираться на привычные интуиции, возникшие из обыденного опыта, в частности, на веру в то, что эти компоненты непременно сами должны иметь материальную природу.
Предлагаемая здесь картина может оказаться несоответствующей реальности и уж во всяком случае нуждается в серьезной и глубокой разработке. Но в рамках этой картины слово выступает как первичная фундаментальная сущность, а материальные феномены – как воплощение этой сущности, её видимые проявления.

Доктор физических наук Ю. А. Шрейдер.
Журнал «Химия и жизнь», 1991 г., № 12, с. 6-11.

В каждой стране есть место, где присутствие правителя ощущается особенно сильно. Это столица. В стране преданности – это Голока Вриндавана. Хотя Господь присутствует в каждом уголке Своего творения, есть особое место, Святая Обитель (Дхама), где Его присутствие чувствуется особенно сильно. Это понимают лишь те, кто обладает особым видением. Господь везде, но в Дхаме Его «еще больше». Для тех, кто не имеет такого видения, Дхамы не существует. В Дхаме присутствует опредёленная иерархия. Хотя в Святой Обители все служат Прекрасной Реальности – птицы, звери, насекомые, люди, черви, – каждый делает это по-своему. Каждый вносит свою лепту в Игры Господа.
Дхамера сварупа, спхурибе найане. В своей песне Шрила Бхактивинода Тхакур выражает надежду, что когда-нибудь он прозреет, чтобы увидеть Дхаму. Без такого прозрения Обитель Господа невозможно отличить от обычных окружающих нас мест. Только те, у кого есть вера, видят чистоту реки Ганги, для неверующих это обычная река. То же самое касается божеств в храме. Для кого-то Господь Джаганнатх в Пури покажется нескладным – с огромными круглыми глазами, без ног, с культями вместо рук. Но Махапрабху смотрел на Него часами и плакал. Что же Он видел в Божестве Джаганнатха? Никто не знает. А что видим мы? Всего-навсего нескладное деревянное изваяние. Чтобы видеть Дхаму, Божества, святость Ганги, нужно иметь особое внутреннее видение.
«Вера формирует природу человека». (Бхагавад-Гита 17.3)
Святость невозможно увидеть глазами. Чтобы увидеть святость Дхамы и отличить её от окружающего нас мира, нужна вера. От веры зависит всё. Она – единственное звено, связующее нас с Всевышним и Его Обителью. Мы видим солнце, потому что оно излучает свет. Также и вера. С её помощью я могу постичь Бесконечное. Вера – единственное средство связи с Всевышним. Бессмысленно пытаться «пощупать» нематериальную субстанцию, основу мироздания, с помощью органов чувств или рассудка. Высшая сфера бытия нематериальна, её нельзя потрогать руками или попробовать на вкус. Там не действуют законы нашей примитивной логики. Как же туда проникнуть? С помощью веры – шраддхамайо 'йам пурушах.
Возникает неизбежный вопрос – кому и как верить. Нас не устраивает слепая вера. Но если существует вера слепая, значит должна быть и «зрячая». Слепая вера – нездорова. Здоровая вера – безгранична. Искать доказательства на основе опыта и логики – значит не иметь здоровой веры. Опыт всегда ограничен, следовательно, умозаключения, основанные на опыте, также ущербны. Там, где речь идет о безграничном, нужна безграничная вера, а это совсем не то, что слепая вера.

Безграничная вера в безграничное

Существует неисчислимое множество способов поддерживать связь с Безграничным. Но сколько веры может иметь ограниченное – мы с вами? Как увидеть Безграничное, можно ли его вообразить? Можно. Но то, что мы вообразим, не будет Безграничным. У любого воображения есть свои пределы. Мы родились и живем в клетке собственного мирка, в замкнутом пространстве, где наше воображение зависит от опыта этого мирка. Тот, кто решил установить связь с Бесконечным, должен понимать, что в бесконечном пространстве воображение, даже самое необузданное, – крошечная точка, стремящаяся к нулю. Воображением нельзя объять Бесконечное, поэтому оно – помеха для соискателя Истины. Зачем быть рабами своего ограниченного воображения?!
У Бесконечности нет пределов. По сравнению с Бесконечным ничтожно не только то, что мы способны вообразить, но и то, во что мы можем слепо поверить. Чтобы приблизиться к Богу, вера в Него должна быть подлинной, живой, далекой от стереотипов. И даже когда нам покажется, что мы получили некоторое представление о Нём, нужно помнить, что ключ к познанию Бога находится в руках самого Бога. В Его дом можно войти только с Его позволения. Он хозяин своего дома, а Его дом – это весь мир. Его можно лицезреть только тогда, когда Он сам захочет этого и только в том облике, в каком Ему захочется. Он – Адхокшаджа. Он – за пределами опыта, логики, воображения и слепой веры, – за пределами всего, что имеет пределы. Это первое, что следует уяснить, прежде чем отправиться на поиски Бога. Он безграничен и требует безграничной веры.
Он поступает так, как Ему заблагорассудится. Он сам решает, кого пустить к Себе домой. Самонадеянные глупцы, которым не открыли дверь, объявляют, что Бесконечности – Бога – нет. Если Бог отвернется от нас, Он ничего не потеряет. Потеряем мы. Чтобы быть допущенным в обитель Бесконечного и Непостижимого, надо сначала признать Его существование, а потом смиренно просить Его об этом. Эту идею преданности Бесконечному Сверхсубъекту проповедовал Шри Рамануджа, противопоставляя её философии Шанкарачарьи, который провозгласил ограниченное сознание Богом, забывшим Себя.

Сверхсубъективная реальность

Неспособные проникнуть в Высшую Реальность, мы отрицаем Её существование. Но ведь глупо не признавать того, что невозможно исследовать, что не поддается чувственному опыту. Ещё глупее вообразить себе бесконечность и наделить воображаемое качествами Бога. Сверхсубъективная область бытия не подвластна нам. Мы можем ощутить её присутствие только тогда, когда Она сама этого захочет. В этом смысл понятия адхокшаджа – «за рамками восприятия». Поэтому автор Шримад-Бхагаватам предупреждает читателей с самого начала: «Речь пойдет о Реальности, которая лежит за пределами чувств, ума и воображения». В Высшую Сферу невозможно проникнуть в качестве наблюдающего. Даже если ты попадешь туда как наблюдающий, тебе покажут только то, что сочтут нужным. Итак, существует Сверхсубъективная Реальность, в которой мы не субъекты, а объекты. Индивидуальное сознание – джива-чайтанья – не является венцом мироздания. Над ним располагается множество областей Сверхсознания.
Сократ говорил: «Душа бессмертна и способна жить вне материи». Он учил, что сознание – не продукт материи или, как сейчас говорят, форма существования материи, оно существует независимо от материи. Сознание выше материи, поскольку способно познавать её и отражать в себе её качества. Но над сознанием стоит Сверхсознание, которое соотносится с нами так же, как мы соотносимся с материей. Мы – душа для материи, но мы – материя для Сверхдуши, параматмы. Существует иерархия сознания, в которой высшая область является субъективной по отношению к низшей. В высших областях Реальности мы не повелители, а слуги. Там мы рабы рабов. И лишь согласившись на эту роль, мы можем попасть туда.
Материалисты полагают, что реальность состоит из твердой, жидкой и газообразной материи. Некоторые прибавляют к этому электрические, магнитные и другие поля. Но как говорил Сократ, за пределами всех форм материи находится сверхтонкое вещество, сознание, существующее по иным законам. Это мы с вами. В мире вещества мы – существа. В мире Сверхсущества мы – вещество. В иерархии сознания душа (джива) располагается на границе между «бессознанием» (материей) и Сверхсознанием (духом). Мир Сверхсознания делится на две основных области: Вайкунтху, где Абсолюту служат из чувства долга, и Голоку, где Ему служат с любовью.

Игра Очаровательного Абсолюта

Дух имеет три качества: он существует, т.е. вечен (сат), он обладает сознанием (чит) и испытывает ощущения (анандам). Над сферой обитания души (субъективного сознания), которая также вечна, обладает сознанием и ищет блаженства, находится качественно иная, основоо-бразующая область бытия, где это блаженство присутствует в полной мере. Более того, Высшая Сверхсубъективная сфера бытия соткана из блаженства. Это не чит, сфера сознания и стремления к блаженству, а чит-анандам, сфера, где сознание пребывает в блаженстве, само в себе. Это не субъективная, а Сверхсубъективная сфера. Там знание, или сознавание себя, занимает второстепенное положение. Там знание и мироощущение, в том числе духовное (гьяна ианубхути), тонут в потоке безудержного счастья, красоты и согласия (ананды). Такова особенность потусторонней реальности, называемой Голокой, где знание второстепенно, где оно приобретает свойства ощущений. Обитатели мира блаженства живут по наитию. Их несет вечный поток Игр. Откуда он течет и куда – их не интересует. Они не задумываются над тем, что происходит, и что их ждет – они подчиняются чувствам. Они – актеры в игре Упоения. Жизнь на Голоке – вечная Игра. Святые говорят: «Тот, у кого есть вера в жизнь на Голоке, должен хотя бы попытаться попасть туда». Это нелёгкое путешествие. Вера, подкрепленная жаждой, лобхой, и страстным желанием, лаульей, – единственный поводырь.
Прежде чем отправиться в страну Игр Абсолюта, нужно почувствовать непреодолимое влечение, жаждать оказаться там. Захотеть и сделать первый шаг. Как говорил Гегель: «Сначала идея, потом действие». Поверить, захотеть и сделать, совершить попытку. Поверить, что в высших сферах происходит вечная Игра Божественной Любви, необремененная знаниями и рассуждениями – вечная импровизация, виласа. Если существует Безусловное Счастье и Блаженство, то только там, где всё непредсказуемо и пронизано Любовью. Кто почувствовал влечение к той стране, должен незамедлительно отправиться на её поиски. Об этом говорят Шримад-Бхагаватами Махапрабху.

Страна Красоты

Страна, где живет Сам Бог, обладает тремя свойствами: сатьям, шивам, сундарам. Сатьям означает, что она вечно существует. Шивам – она средоточие добра. Сундарам – она прекрасна. Все одушевлённое или духовное обозначают словом дживам, свободное от смерти, и мангалам, вечно юное, не прерывающее своего существования. Существование может быть временным, т.е. речь идёт о временном пребывании в определенных условиях. Таким образом, временно не существование, а условия существования, например, материальные условия. Однако есть область бытия, где условия существования не временны, поэтому она называется мангалам (вечная) и шивам (не причиняющая зла). Это и есть наш родной дом. А сундарам означает, что он очень красив. Нет такого живого существа, которое не хотело бы жить вечно, в добре и красоте. Жить стоит только там, где нас окружает Вечная и Добрая Красота. И такое место есть. Более того, нас там ждут и туда нас призывают Бхагаватами Шри Чайтанья Махапрабху: «Есть земля, откуда вы родом. Загляните себе в сердце, и вы поймете, что вы вечны. Стремитесь к добру и красоте. То, что вы ищете, существует. Это бескрайняя, вечная, добрая и прекрасная страна. Ступайте туда, а святые помогут вам в этом путешествии – предоставят кров, дадут хлеб и окажут поддержку в трудную минуту. Там, где вы сейчас обитаете, во временном мире, вы будете страдать и беспокоиться о будущем. Вы всё время будете испытывать неуверенность. Вы уже вечны, вам осталось только избавиться от страха (стать шивам) и найти красоту (сундарам). Если решились, ступайте на Голоку, в страну Любви и Красоты. Не думайте, что вас обманут. Там, где все счастливы, никто никого не обманывает. Наоборот, счастливые делятся счастьем с другими. Не ищите выгоды, не спрашивайте: «А что мне дадут счастливые обитатели страны Любви и Красоты?». Они дадут вам всё – Любовь и Красоту.
Это не пустые слова. Страна Любви и Красоты есть на самом деле. Остается малое – поверить в неё. Поверить безгранично.
Самая близкая служанка Кришны йогамайя (Его внутренняя сила) устраивает Игры в той стране так, что Его приближённые боятся Его потерять, и от этого их внимание к Нему усиливается. Но и Кришна боится потерять своих преданных – Шримати Радхарани, матушку Яшоду и других. Это доставляет Им ещё большее наслаждение.
«Любовные переживания напоминают движения змеи: поэтому у Возлюбленных бывают ссоры – просто из желания показать свое превосходство». (Чайтанья-чаритамрита, Мадхья 8.110)
Шрила Рупа Госвами приводит такой пример. Змея движется не по прямой, а зигзагами. В стране Божественной Любви существуют не только нежные чувства, но и ссоры, где Каждый из Партнеров хочет доказать своё превосходство, абхиман, но без ненависти и для любви. Они знают, что делают. Таковы правила любовных Игр.
Ученик: Вы рассказывали, что иногда Шримати Лалита Деви ходит по Вриндавану от дома к дому с ручкой и блокнотом и приглашает его жителей присоединиться к клану Шримати Радхарани.
Шридхар Махарадж: Да, она убеждает жителей Вриндавана вступить в ее клан. Она обещает устроить их на службу непосредственно к Радхе и Говинде. Она считает, что обитатели Вриндавана не удовлетворены своими отношениями с Кришной. Это даже не укладывается в рамки сознания.
Вопрос: Может ли преданный, жаждущий Божественного Служения, помышлять войти в этот клан?
Шридхар Махарадж: Безусловно, иначе для чего он существует? Там всегда есть свободные места.
Вопрос: Но не будет ли это дерзостью?
Шридхар Махарадж: Что, просить служения?
Ученик: Служения в мадхура-лиле, любовных отношениях.
Шридхар Махарадж: Когда такое желание станет непреодолимым, этот вопрос отпадет сам собой. Тогда душе останется только просить быть включенной в Её список.
Вопрос: Но зачем спутникам Господа принимать в свой круг кого-то еще?
 Шридхар Махарадж: В том мире хватит места всем. Шри Чайтаньядев говорит: «Если кому-то чего-то недостает, так это мне. Ты, Господь, ни в чём не испытываешь нужды». «О Господь, Твое Святое Имя способно облагодетельствовать любую душу, поэтому Ты нисходишь в мир в облике Кришны и Говинды. Ты наделил Свое Имя духовной силой, которая не зависит от норм и правил Писаний. Дорогой Господь, Ты милостиво предложил Своё Имя всем душам, но Мне не повезло, я не могу произносить Твоё Имя. Я так долго грешил и оскорблял Тебя, что сейчас не способен даже произнести Твоё Имя».
Бхактивинод Тхакур объясняет, что в этих стихах Махапрабху показывает не греховность души, а великодушие Господа. В переводе Бхактивинода Тхакура эти стихи приобретают несколько иное звучание: «Мое сердце черство, как камень. Откуда в нем зародится любовь? Ты пролил на меня милость, но я настолько низок и отвратителен, что не могу воспользоваться ею. О Господь, воистину, Твое великодушие не знает границ. Ты милостив даже к самым последним грешникам».

Нежданная милость – с чего начинается дорога домой?

Но это ощущение собственной ничтожности невозможно без соприкосновения с чем-то великим. Только от соприкосновения с Высшим душу осеняет мысль о великой милости. Ощущение милости приходит вместе с ощущением собственной ничтожности. С этого начинается дорога домой. Если ты почувствовал себя нищим и ничтожным, значит ты сделал первый шаг в нужном направлении. Иначе говоря, нужда заставляет искать лучшей доли. Сначала приходит вера, благодаря которой душа понимает, что её будущее связано с Высшим миром, и отправляется на его поиски. Но даже если она потерпит неудачу, она уже вступила во взаимоотношения с Богом. Об этом свидетельствуют её чувства: «О Господь, насколько Ты безграничен, насколько я ничтожен по сравнению с Тобой». Первый шаг сделан. Далее, каких бы успехов душа ни достигла, это чувство остаётся, поскольку она движется по направлению к Бесконечному. «Обрел ли я Его? Нет, поскольку нельзя обрести Бесконечное». Но первая победа есть – ощущение собственного ничтожества.
Положительное Начало (Обладающий) обладает Отрицательным Началом (предметом обладания), что вполне естественно. Вместе с тем, чем больше Отрицательного в том или ином месте, тем сильнее туда притягивается Положительное. Где Шримати Радхарани, там и Кришна. Шримати Радхарани говорит, что более других нуждается в Кришне, в общении с Ним. И это доставляет Ему величайшее удовольствие. Ему приятно, что Он нужен Шри Радхике. Забыв обо всем на свете, Он спешит к Ней, чтобы утешить. Он предан Ей так же, как Она предана Ему. Абсолют сочетает в Себе две Божественных Половины – мужскую и женскую, господствующую и подчиненную, Кришну и Радху. Мы, индивидуальные души, части Подчиненной Половины. Мы не субъекты наслаждения, а средства наслаждения. Мы не можем удовлетворить сами себя. Это привилегия Господствующего Начала, Кришны.
В Бесконечном мире не существует «окончательного» удовлетворения. Окончательное удовлетворение означает окончание жизни. В Бесконечности сознание находится в постоянном поиске, кшудхе.
Вопрос: Что значит кшудха?
Шридхар Махарадж: Неутолимая жажда. Настолько сильная, что капля воды кажется морем.
Однажды в Мадрасе мне задали вопрос: «Ваш идеал – Шри Чайтанья. Не кажутся ли вам его идеи опасными? Он всё время неудовлетворен, всё время хочет большего. Он плачет, бьется головой о стену – ему мало того Кришны, который у него есть. Он сходит с ума. Неужели это и есть идеал?».
«Признаки любви к Кришне – это отчаяние и муки снаружи и блаженство внутри». (Чайтанья-чаритамрита, Мадхья 2.50)

Радость поиска Истины

Неутолимая жажда истины сама по себе блаженна. «Я жажду Истины и ничего кроме Истины» – в этом скрыт величайший экстаз, ананда. Ничто не приносит такой радости, как поиск Бесконечного. А это возможно, если признать свою ничтожность по сравнению с Бесконечным. Только заняв отрицательное положение, можно соприкоснуться с положительным Бесконечным. Только став средством наслаждения, можно встретиться с Наслаждающимся. Для нас как частиц Подчиненной Половины Божества наиболее естественно занимать противоположное положение – положение ничтожества. И чем глубже ощущение собственной «отрицательности», тем естественнее мы себя чувствуем.
Вопрос: Не является ли самоотрицание презрением к себе и извращенной формой смирения?
Шридхар Махарадж: Смирение прежде всего. Шри Чайтаньядев учил, что следует быть ниже травы и терпеливее дерева, оказывать почтение другим и не ожидать почтения к себе.
Шрила Бхактивинода Тхакур объясняет, почему мы презреннее травы. Получив в руки мощный инструмент – разум, мы не умеем им пользоваться. Трава, по крайней мере, ведет себя естественно, соответственно своей природе. Мы, будучи предметом обладания, претендуем на роль обладателя, тем самым отталкиваем от себя истинного Обладателя.
Мы пользуемся собственным разумом во вред себе. Трава пассивна – она не совершает действий, а лишь пользуется результатом прошлых жизней. Мы же, обладая свободой действия и используя её не по назначению, готовим себе почву для будущих страданий. В этом смысле наше положение хуже, чем у травы.
С материальной точки зрения нам повезло больше, но с духовной – наоборот. Почему? Потому что мы пользуемся своим положением ради собственной выгоды, чаще всего, причиняя страдания другим. Трава безоружна, она ни себе, ни другим не приносит вреда. Мы вооружены и убиваем сами себя. Сумасшедшему нельзя давать нож. Он становится опасен и для себя, и для окружающих.
Чем больше свободы, тем больше груз ответственности. Быть деревом менее рискованно: в этой жизни оно не может сделать ничего, за что нужно будет отвечать. От нас требуется больше терпения, чем от дерева, и больше смирения, чем от травы. У нас в руках оружие – человеческое тело и разум, с помощью которого можно разорвать цепи рабства, а можно загнать себя в еще большее рабство. Обладать таким оружием – огромная ответственность.

Б. Р. Шридхар Свами «Слово хранителя преданности» гл. 15

Излагается по книге Луиса Гинзберга «Библейские легенды”. Еврейское издательское общество, Филадельфия, США, 1992. Наряду с записанной Торой (христианским Ветхим Заветом), существовал также и устная Тора, которая включала в себя многие детали и объяснения притч. Впоследствии устная Тора была записана и стала известна как Талмуд. Л. Гинзберг (1893-1953) был всемирно известный исследователем Талмуда. Он собрал и оформил в единое целое множество разрозненных фрагментов и ссылок на рассказы, аналогичные притче о Каине и Авеле, из Талмуда и писаний Отцов Церкви.

У Адама и Евы родился сын, которого они назвали Каином. Через некоторое время у них родился еще один сын, и его назвали Авелем. Когда они были еще детьми, Еве приснился сон, как будто кровь Авеля течет в рот Каина, который жадно глотает её. Адам был обеспокоен тем, что этот сон может предвещать убийство Авеля братом. Чтобы избежать этого, он разделил двух мальчиков и обучил разным занятиям.
Каин стал пахарем земли, а Авель – пастухом овец. Впервые Каин почувствовал неприязнь и зависть к Авелю, когда они вместе приносили жертвы Богу. Авель принёс лучших овец своего стада, а Каин сначала съел свой обед и принес Богу то, что осталось. Бог принял жертву Авеля, но отверг жертву Каина. Каин решил, что к нему отнеслись несправедливо, и очень рассердился.
Тогда Бог сказал Каину: „Почему ты сердишься? Почему опустил лицо долу? Если ты поступишь верно, разве не примут и у тебя? Но если не делаешь доброго, грех притаился у твоих дверей. Он хочет овладеть тобой, и от тебя зависит, ты ли одолеешь его или он тебя”.
Каин, однако, считал, что с ним поступили несправедливо, и начал ссориться с Авелем. “Я-то думал, – говорил Каин, – что мир создан добротой, но теперь вижу, что добрые дела не приносят плодов, и Бог правит миром по своему произволу. Иначе почему же Бог принял твою жертву и отверг мою?» Авель не соглашался. «Бог вознаграждает добрые дела, – говорил
он. – Если мою жертву приняли, а твою отвергли, значит, я поступил хорошо, а ты плохо.»
Эти резкие, хотя и справедливые слова стали причиной ненависти Каина к Авелю, хотя и не единственной. Любовь к женщине также осложнила их отношения. Родители хотели, чтобы Авель женился на очень красивой девушке, которую Каин желал для себя. Поэтому он постоянно размышлял и обдумывал, как ему избавиться от брата.
Наконец, удобный случай представился. Одна из овец Авеля затоптала поле, засеянное Каином. В бешенстве Каин крикнул брату: «Как ты смеешь жить на моей земле и почему ты позволяешь своим овцам пастись здесь?» Авель отвечал: «А как ты смеешь пользоваться тем, что дают мои овцы и делать себе одежду из их шерсти? Если ты снимешь одежду, сделанную из шерсти моих овец, и заплатишь за мясо, которое ты ешь, я уйду с твоей земли». – «Кто может помешать мне убить тебя?» – спросил Каин. «Попробуй, и Бог отомстит за меня и накажет тебя,» – ответил Авель.
Тут Каин бросился на брата. Однако, Авель был сильнее, и Каин вскоре запросил пощады. Авель выпустил его, но как только Каин оказался на свободе, он снова бросился на Авеля и убил его.
Каин решил убежать, потому что не мог посмотреть в лицо родителям и сказать им, что произошло. Однако Бог обратился к нему и спросил: «Где брат твой Авель?» – «Не знаю, – ответил он. – Разве я сторож брату своему?» Через какое-то время он признал: «Да, я его убил, но это твоя вина, потому что ты принял его жертву и отверг мою. Если бы ты принял мою жертву, я бы не позавидовал ему и не убил его”. Так Каин отказался принять на себя ответственность и раскаяться в своём поступке.

Война и язык

«Железовут», «льтец», «льтица». Неправда, какие нерусские слова?
Встреться они вам в литературном произведении – и вы сейчас же забракуете последнее, как футуристическую чепуху.
Отчего?
Оттого ли, что они и на самом деле не нужны и логически бессмысленны, или, доверясь протесту вашего консервативно настроенного уха, вы хотите задержать необходимейшее развитие речи.
Возьмите две пуговицы на спине вашего сюртука. Вы тщательнейше следите за ними. Именно без этих-то двух пуговиц вы не берете сюртука у портного… А в сущности зачем они вам? Затем, чтоб было чему отрываться? Когда-то, когда ваши отдаленнейшие предки полжизни проводили на лошадях, они пристегивали к ним путающиеся фалды, но ведь теперь вас носят трамваи, – так зачем вам эти пуговицы? Конечно, вы оправдаетесь, – вам некогда спороть, а так они не мешают. Может быть, на сюртуке и нет, а на каком-нибудь другом предмете или ощущении – да!
Возьмите какой-нибудь факт!
Ну, скажем, проводят рельсы, берут вагон, прицепят коней. Если подобный факт облечь в звуковой костюм, получится слово «конка». Жизнь работает.
Коней заменят электричеством, а люди, не умеющие придумать нового названия, еще долго говорят «электрическая конка». На словесной одежде «электрический» слово «конка» – это две ненужные пуговицы.
Вы скажете, что так теперь уже никто не говорит. Возьмите другое общеупотребительное выражение «красные чернила».
Очевидно, то, что называется «чернила», было раньше только черное. Теперь появилось красное, лиловое. Название этому предмету придумать не могли, и вот склеили два слова, друг друга исключающие. На слове «красные» слово «чернила» – это та же мешающая пуговица.
Конечно, может быть, еще два месяца назад вы, невозмутимо сидя в столовой, могли два часа вести разговор, чтоб дать словесное выражение какому-нибудь пустяку. Но теперь в скучающие дни войны мы, как американцы, должны помнить «время – деньги». Мы должны острить слова. Мы должны требовать речь, экономно и точно представляющую каждое движение. Хотим, чтоб слово в речи то разрывалось, как фугас, то ныло бы, как боль раны, то грохотало б радостно, как победное ура.
Люди по трехлетней привычке бранят футуристов и их новшества, но что же ценное можно получить от старой, уже бывшей в употреблении, литературы? Вот, напр., «Универсальная библиотека», чтоб удовлетворить потребность разговаривать войной, выпустила сборник «Война в русской лирике».
Вы накинетесь, вам интересно знать, как чувствуют жизнь те, уже слышавшие и пение пуль и нытье шрапнелей, и вдруг наталкиваетесь на стих Рылеева (хорошо, что еще «Слово о полку Игореве» не напечатали):

В лесу дремучем, на поляне
Отряд наездников сидит.

Послушайте! «Дремучая поляна» и «сидящие наездники» – ведь это же для сегодняшнего дня настоящая «электрическая конка»! Боже меня сохрани говорить скверно о Рылееве, но в чью безумную голову вкралась мысль красоту сегодняшней жизни аргументировать этим столь далеким прошлым?
Или Валерий Брюсов:

Не вброшены ль в былое все мы,
Иль в твой волшебный мир, Уэльс?
Не блещут ли мечи и шлемы
Над стрелами звенящих рельс?

«Мечи», «шлемы» и т. д., разве можно подобными словами петь сегодняшнюю войну! Ведь это язык седобородого свидетеля крестовых походов. Живой труп, право, живой труп.
Ненужность, старость этих поэтов в том, что они словесную оболочку, звуковое платье берут истрепанные. Поймите! Каждое чувство, каждый предмет вырастает вон из одежды слова. Одежда треплется. Надо менять.
Возьмите какое-нибудь слово. Вот сейчас все треплют слово «ужас». Какое истрепанное слово! Кто из вас не говорит на каждом шагу: «Я ужасно люблю фиалки», «Ужас, как хочется чаю». Вот поэтому-то понятно, отчего Толстой, прочтя андреевский «Красный смех», начинающийся словами: «Безумие и ужас…», сказал, улыбаясь: «Он пугает, а мне не страшно». Не страшно потому, что «безумие», «ужас» – это слова писательские, не связанные с настоящей жизнью. Очевидно, когда-то слово «ужас» соответствовало какому-то цельному ощущению, а теперь это слово обветшало, впечатление, вызываемое когда-то им, надо назвать другим именем. Что делать?
На одной лекции г. Шкловский приводил такой грубый, но очень умный пример. Один математик все время звал ученика: дурак, дурак и дурак. Ученик привык, смотрел тупо и равнодушно. Но когда раз вместо ожидаемого «дурак» учитель ему бросил «дура», мальчик расплакался. Отчего? Оттого, что, изломав слово, математик заставил понять, что оно ругательное.
Эти житейские примеры в теории языка показывают, что слова надо менять, ломать, изобретать ежедневно новые определения, новые сравнения.
Вот почему мне ничего не говорит слово «жестокость», а «железовут» – да. Потому что последнее звучит для меня такой какофонией, какой я себе представляю войну. В нем спаяны и лязг «железа», и слышишь, как кого-то «зовут», и видишь, как этот позванный «лез» куда-то.
Для меня величайшим чувством веет поэтому от таких строчек В. Хлебникова:

Железовут играет в бубен,
Надел на пальцы шумы пушек.

Если вам слово «железовут» кажется неубедительным, бросьте его. Придумайте что-нибудь новое, яснее выражающее тонкие перепутанные чувства. Мне дорог пример из Хлебникова не как достижение, а как доро́га.
Это – первое требование жизни.
Второе – сделать язык русским. Конечно, это не имеет ничего общего с желанием называть калоши мокроступами, потому что делается это не произвольно, а сообразно общим законам рождения слов.
Пример:
В жизнь вводится совершенно новая сила – воздухоплавание. Отчего имена всем его возможностям даны иностранные?.. Авиатор, авиационный день. Если слов, определяющих эти новые предметы, раньше не было, то обязанность поэта ввести их в речь.
Возьмите глагол «крестить», от него производное день крещения – «крестины»; в сходном глаголе «летать» день летения, авиационный день, должен называться – «летины».
Читать – чтец, чтица. Летать – льтец, льтица.
Повторяю. Я предлагаю эти слова не как единственное разрешение задачи (глаголы «читать» и «летать» разнятся – они разны по залогам), а как путь словотворчества.
Русский язык – второе требование жизни.
Пересмотр арсенала старых слов и словотворчество – вот военные задачи поэтов.
На вчерашней странице стояло Петербург. Со слова Петроград перевернута новая страница русской поэзии и литературы.

Владимир Маяковский (Газ. «Новь», М. 27 ноября 1914 г., № 126).

Дешёвая распродажа

Женщину ль опутываю в трогательный роман,
просто на прохожего гляжу ли –
каждый опасливо придерживает карман.
Смешные!
С нищих –
что с них сжулить?

Сколько лет пройдет, узнают пока –
кандидат на сажень городского морга –
я
бесконечно больше богат,
чем любой Пьерпонт Морган.

Через столько-то, столько-то лет
– словом, не выживу –
с голода сдохну ль,
стану ль под пистолет –
меня,
сегодняшнего рыжего,
профессора разучат до последних йот,
как,
когда,
где явлен.
Будет
с кафедры лобастый идиот
что-то молоть о богодьяволе.

Склонится толпа,
лебезяща,
суетна.
Даже не узнаете –
я не я:
облысевшую голову разрисует она
в рога или в сияния.

Каждая курсистка,
прежде чем лечь,
она
не забудет над стихами моими замлеть.
Я – пессимист,
знаю –
вечно
будет курсистка жить на земле.

Слушайте ж:

все, чем владеет моя душа,
– а её богатства пойдите смерьте ей! –
великолепие,
что в вечность украсит мой шаг
и самое моё бессмертие,
которое, громыхая по всем векам,
коленопреклоненных соберет мировое вече,
всё это – хотите? –
сейчас отдам
за одно только слово
ласковое,
человечье.

Люди!

Пыля проспекты, топоча рожь,
идите со всего земного лона.
Сегодня
в Петрограде
на Надеждинской
ни за грош
продаётся драгоценнейшая корона.

За человечье слово –
не правда ли, дёшево?
Пойди,
попробуй, –
как же,
найдёшь его!

1916

Владимир Маяковский. Лирика. Москва, «Художественная Литература», 1967.

Капля дёгтя

«Речь, которая будет произнесена при первом удобном случае»

Милостивые государыни и милостивые государи!
Этот год – год смертей: чуть не каждый день громкою скорбью рыдают газеты по ком-нибудь маститом, до срока ушедшем в лучший мир. Каждый день тягучим плачем голосит петит над множеством имён, вырезанных Марсом. Какие благородные и монашески строгие выходят сегодня газеты. В чёрных траурных платьях похоронных объявлений, с глазами, блестящими кристальной слезой некролога. Вот почему было как-то особенно неприятно видеть, что эта самая облагороженная горем пресса подняла такое непристойное веселье по поводу одной очень близкой мне смерти.
Когда запряженные цугом критики повезли по грязной дороге, дороге печатного слова, гроб футуризма, недели трубили газеты: «Хо, хо, хо! так его! вези, вези! наконец-то!» (страшное волнение аудитории: «Как умер? футуризм умер? да что вы?»)
Да, умер.
Вот уже год вместо него, огнеслового, еле лавирующего между правдой, красотой и участком, на эстрадах аудиторий пресмыкаются скучнейшие когано-айхенвальдообразные старики. Год уже в аудиториях скучнейшая логика, доказывание каких-то воробьиных истин вместо веселого звона графинов по пустым головам.
Господа! да неужели вам не жалко этого взбалмошного, в рыжих вихрах детины, немного неумного, немного некультурного, но всегда, о! всегда смелого и горящего. Впрочем, как вам понять молодость? Молодые, которым мы дороги, ещё не скоро вернутся с поля брани; вы же, оставшиеся здесь для спокойного занятия в газетах и прочих конторах; вы – или неспособные носить оружие рахитики или старые мешки, набитые морщинами и сединами, дело которых думать о наиболее безмятежном переходе в другой мир, а не о судьбах русского искусства.
А знаете, я и сам не очень-то жалею покойника, правда из других соображений.
Оживите в памяти первый гала-выход российского футуризма, ознаменованный такой звонкой «пощёчиной общественному вкусу». Из этой лихой свалки особенно запомнились три удара под тремя криками нашего манифеста.
1. Смять мороженницу всяческих канонов, делающую лед из вдохновения.
2. Сломать старый язык, бессильный догнать скач жизни.
3. Сбросить старых великих с парохода современности.
Как видите, ни одного здания, ни одного благоустроенного угла, разрушение, анархизм. Над этим смеялись обыватели как над чудачеством сумасшедших, а это оказалось «дьявольской интуицией», воплощенной в бурном сегодня. Война, расширяя границы государств, и мозг заставляет врываться в границы вчера неведомого.
Художник! тебе ли тоненькой сеточкой контуров поймать несущуюся кавалерию. Репин! Самокиш! уберите ведра – краску расплещет.
Поэт! не сажай в качалку ямбов и хореев мощный бой – всю качалку разворотит!
Изламыванье слов, словоновшество! Сколько их, новых во главе с Петроградом, а кондуктрисса! умрите, Северянин! Футуристам ли кричать о забвении старой литературы. Кто за казачьим гиком расслышит трель мандолиниста Брюсова. Сегодня все футуристы. Народ футурист.
Футуризм мертвой хваткой ВЗЯЛ Россию.
Не видя футуризма перед собой и не умея заглянуть в себя, вы закричали о смерти. Да! футуризм умер как особенная группа, но во всех вас он разлит наводнением.
Но раз футуризм умер как идея избранных, он нам не нужен. Первую часть нашей программы – разрушение мы считаем завершенной. Вот почему не удивляйтесь, если сегодня в наших руках увидите вместо погремушки шута чертеж зодчего, и голос футуризма, вчера ещё мягкий от сентиментальной мечтательности, сегодня выльется в медь проповеди.

[1915]

«Журнал журналов», 12 августа 1915 г., № 17.

Сознательно, безкорыстно и без принуждения, вступая в партию коммунистов-большевиков,

Даю слово:

1. Считать своей семьей всех т.т. Коммунистов и всех, разделяющих наше учение не на словах только, но и на деле.
2. Бороться за рабочую и крестьянскую бедноту до последнего вздоха.
3. Трудиться по мере своих сил и способностей на пользу пролетариата.
4. Защищать Советскую власть, ее честь и достоинство, словом, делом и личным примером.
5. Ставить партийную дисциплину выше личных побуждений и интересов.
6. Исполнять беспрекословно и безропотно все возложенные на меня руководителями по партии обязанности.
7. Поддерживать слабых духом т.т. по партии и обличать корыстолюбцев, если замечу таковых в партии.

Обязуюсь:

1. Не щадить и не покрывать сознательных врагов трудового народа, хотя бы этими врагами оказались бывшие друзья и близкие родственники.
2. Не поддерживать дружбу с врагами пролетариата и со всеми враждебно нам мыслящими.
3. Привлекать к учению Коммунизма новых его последователей.
4. Воспитывать свою семью, как истинных коммунистов.

Обещаюсь:

1. Встретить смерть с достоинством и спокойно за дело освобождения трудящихся от ига насильников.
2. Не просить у врагов трудящихся пощады ни в плену, ни в бою.
3. Не прикидываться пред врагами, иначе мыслящими, ради личных выгод или корысти.

Отрекаюсь:

1. От накапливания личных богатств, денег и вещей.
2. Считаю позором азартную игру и торговлю, как путь к личной наживе.
3. Считаю постыдным суеверие, как пережиток тьмы и невежества.
4. Считаю недопустимым делить людей по нации, религии, языку, родству н состоянию, зная, что в будущем все трудящиеся на земле сольются в одну великою семью.

Я пощажу лишь того, кто обманут и увлечен по темноте своей врагами.
Я прощу и забуду старые преступления лишь тех, кто искренно раскаялся, перешол к нам из стана врагов и делом искупил свое прошлое.
Если-же я отступлю от этих обещаний сознательно, корысти или выгод ради, то буду я отверженным и презренным предателем.
Это значит, что я лгал себе, лгал своим товарищам, лгал своей совести и недостоин звания человека.

Агитационно-организационный подотдел Политода 4-й армии

Листовка политотдела 4-й армии. 1919 г.

Из книги «Нестареющее оружие» (1977)