Если с греческого перевести на русский начальную часть слов названия этой статьи, оно будет звучать весьма неаппетитно – калоедение, калотерапия. Не стану употреблять более распространенный обиходный термин, а то получится сквернословие. Полагаю, читатели и без того уже шокированы. И зря! Поедание кала и калотерапия – звенья одной цепи. И у животных дело это вполне обыденное.
Копрофагия неэстетична только на первый взгляд. Все, что происходит в природе, – естественно. Ведь жизнь на Земле возможна лишь благодаря круговороту веществ. То, что вчера было коровьим навозом, завтра превратится в колосья пшеницы, а послезавтра окажется у нас на столе караваем душистого хлеба. Мы не только удобряем навозом поля, но и пользуемся продуктами, изготовленными из экскрементов. Однако об этом разговор чуть позже.
На Земле обитает множество существ, питающихся исключительно «гадостью» – главным образом гниющими отбросами. Такие неприхотливые создания не брезгуют и пометом, лишь бы его было побольше. Среди них нам хорошо знакомы мухи, живущие возле человека, от домовой и комнатной до мясной и зеленой. Это, так сказать, факультативные копрофаги. Но речь сейчас не о них. Вокруг сколько угодно убежденных копрофагов, не признающих никакой другой еды, кроме экскрементов. Они глотают навоз млекопитающих, причем преимущественно крупных. Ведь помет мелких существ не может стать надежной сырьевой базой. Среди копрофагов встречаются и привереды – узкие специалисты, пристрастившиеся лишь к коровьему, лошадиному или, наконец, только к заячьему помету.
Среди копрофагов много нематод – круглых червей, и насекомых. Среди насекомых – плеяда жуков-навозников. Одного из них древние египтяне нарекли скарабеем и считали священным. Их поразило не только то, что взрослые скарабеи сами едят навоз, но и как они обеспечивают таким диетпитанием своих детенышей.
Найдя кучу навоза, жук делает из него шар и скорее, чтобы не отобрали этакое богатство, катит его в сторону. Затем замуровывается в землю вместе со своей добычей. Здесь жук будет пировать, пока не съест все. Для выкармливания дете- ньшей больше подходит овечий помет. Самка делает шар, по возможности побольше, и, закатив его в норку, придает ему форму груши. Личинка съедает весь запас пищи и благополучно окукливается.
В средних наших широтах процветают обыкновенные навозники. Детей они обеспечивают так. Под кучей конского навоза оба родителя старательно роют норку в 30—60 см. В ней сооружают несколько ячеек, которые плотно набивают навозом. Потом самка откладывает в каждую по яичку. Вылупившиеся личинки перезимовывают и весной, доев снедь, окукливаются.
Сколь велика роль навозников, поняли лишь при освоении Австралии, куда переселенцы завезли крупный рогатый скот. Им
и в голову не пришло захватить с собой жуков-навозников. А ведь коровьи лепешки, высохнув под лучами южного солнца, сохраняются многие годы. 200 миллионов лепешек навоза, ежегодно оставляемых на пастбищах Австралии, приводили их в негодность. Пришлось за помощью обратиться к жукам-ассенизаторам.
Многие животные как бы сами предлагают копрофагам отбросы. Так, самки птиц-носорогов, отложив яйца в дупла, замуровывают себя прочной глиняной стенкой и покидают обитель только тогда, когда птенцы возмужают, то есть через 3—4 месяца. Все это долгое время самец кормит жену и прожорливых детей плодами тропического леса сквозь небольшое отверстие в перегородке. Правилами жилищного строительства туалеты в дуплах не предусмотрены. Но птичья квартира не становится выгребной ямой. Птиц выручают сотни ассенизаторов – червей, клещей, жуков и их личинок, поедающих дармовое угощение. Пищи в дупле много, и ассенизаторы стремительно размножаются, обеспечивая хозяевам сносные гигиенические условия. Недаром птицы-носороги много лет подряд пользуются одним дуплом, зная, что там их квалифицированно обслужат.
Не думайте, будто рыться в дерьме – участь лишь примитивных существ. Немало копрофагов и среди млекопитающих. Например, зайцеобразные и грызуны не могут обойтись без собственных экскрементов. Этакое пристрастие объясняется тем, что в их основной пище очень много целлюлозы и лигнина, а пищеварительные железы позвоночных животных не вырабатывают ферментов, способных разлагать эти вещества.
Переваривать целлюлозу растительноядному зверью помогают микроорганизмы, живущие в их желудочно-кишечном тракте. У жвачных этот немаловажный процесс протекает в специальном ферментере, или бродильном чане, – в одном из отделов четырехкамерного желудка, называемого рубцом. В желудке бегемотов 14 камер, большая часть которых – ферментеры. Благодаря этому бегемоты преспокойно переваривают траву в конце сухого сезона, когда для большинства африканских животных она несъедобна. В других камерах желудка перевариваются быстро плодящиеся микроорганизмы, что обеспечивает бегемотов белками.
У зайцев, кроликов и грызунов ферментер расположен в прямой кишке, где уже ничего не переваривается и микробный белок остается неиспользованным. Вот и приходится владельцам так неудачно расположенных ферментеров глотать собственные фекалии, но не все подряд, а особые, формирующиеся в слепой кишке. Эти небольшие, мягкие и светлые катышки проходят толстую кишку, не смешиваясь с пищевыми отходами.
Даже в желудке катышки не распадаются, а скапливаются в определенном месте у дна. Они покрыты оболочкой, и кислота желудочного сока не мешает работе ферментов, поэтому брожение продолжается много часов подряд. И дает оно не только белки, не только реутилизацию азота, но и витамины.
Вообще-то в экскрементах любых животных есть непереваренные частички пищевых веществ. Иногда приходится довольствоваться и этим. Песцы, полярной ночью странствующие в компании с белыми медведями, в тяжелую минуту вынуждены утолять голод медвежьими отбросами. А белая полярная чайка, тоже проводящая зиму на Крайнем Севере, в бескормицу счастлива найти помет песцов.
А личинки пчелиной моли, когда сожрут весь воск улья, переходят на питание собственным пометом. Ведь воск переваривается плохо. И порой несколько поколений ульевого вредителя могут безбедно прожить 7—8 лет подряд, поедая собственный помет.
Некоторые создания кушают экскременты лишь в младенческом возрасте. Например, очаровательные австралийские сумчатые зверьки коала, похожие на плюшевых мишек, кормят отнятых от груди детенышей кашицей из переваренных листьев эвкалипта. Самка специально ест особенно много – надо, чтобы питательных веществ хватило и ей, и младенцу. Дабы малышам было удобнее завтракать, сумка у коала открывается не вверх, как у кенгуру, а вниз. Высунув из нее голову, малышу удобно подхватывать снедь прямо налету.
Кроме непереваренных частичек пищи, в экскрементах есть и вещества поценнее – витамины и белки. Их вырабатывают микроорганизмы, обитающие в кишечнике поголовно всех животных. Кроме того, они синтезируют и другие биологически активные вещества, о которых мы знаем чрезвычайно мало. Недаром на севере в конце зимы, когда запасы витаминов в организме истощаются, для зверья чужие отходы особенно привлекательны. Это уже не копрофагия, а копротерапия.
Лекарства из экскрементов обычны и в человеческом обществе. Взять хотя бы знаменитое мумие, образующееся из помета двух видов горных полевок, питающихся можжевельником («Химия и жизнь», 1991, № 11). Этот препарат в ходу в народной и официальной восточной медицине уже по меньшей мере три тысячи лет.
Наши знахари тоже не лыком шиты. Некогда один из министров здравоохранения РСФСР лично участвовал в гонениях на народного врачевателя, проживавшего в Ленинградской области. Старый крестьянин лечил от всех болезней пометом тараканов и, говорят, с успехом. Знахарь оказался начитанным человеком и просветил министра, сообщив ему о том, что один из столпов отечественной медицины – С. П. Боткин – тоже занимался тараканолечением, в особенности при болезнях почек. Была даже сделана попытка выделить действующее начало, однако полученная «тараканья кислота», хотя и обладала сильным мочегонным действием, вызывала много нежелательных побочных явлений.
Лекарства из насекомых с размахом использовала европейская медицина еще в XVII веке. Об этом свидетельствуют тогдашние сборники рецептов.
Особой популярностью пользовались снадобья из отбросов овец, коров, свиней, собак, кур, гусей и голубей, а также кабанов, медведей, оленей, перепелов, лебедей, воронов, ласточек… Чтобы не соскребать по крохам помет ласточек, попросту брали их гнезда. Из них делали пластыри, или гнезда сжигали, а золу, смешанную с медом, наносили на больное место.
И сейчас где-нибудь в глубинке, если человека замучили чирья, деревенская бабушка предложит наложить на фурункул компресс из теплого коровьего навоза. Средство действует безотказно, а об осложнениях мне слышать не приходилось. В детстве я сам убедился в отличных результатах такого лечения.
Народная молва (и старые рецептурные справочники) в один голос утверждают, что, если регулярно втирать в лысину куриный помет, а еще лучше голубиный, волосы вырастут вновь. Попробуйте, вдруг поможет! Ну, а те, кто предпочитает современные лекарственные прописи, могут воспользоваться другим неэстетичным средством – собственной мочой. Необходимые указания опубликованы в «Аргументах и фактах» (№ 50, 1991).
Приспичит, сглотнешь любую гадость и лысину намажешь черт знает чем в надежде, что на ней снова появится пушок. Но не думайте, будто копрофагия – прерогатива лишь братьев наших меньших. Она свойственна и человеку. Не исключено, что продовольственный кризис достигнет такой глубины, что наша тема кое у кого станет вызывать гастрономический интерес.
Начну издалека. Нежные тли питаются соками множества растений. У тлей нет надежной защитной оболочки. И чтобы не засохнуть, они вынуждены много пить. Чем жарче светит солнце, тем больше воды испаряют тли и тем больше им приходится поглощать растительных соков, а значит, обильнее выделения. Маленькие едоки дорожат лишь крохами белков и не стремятся извлечь из содержимого своего кишечника все сахара без остатка.
Экскременты – сахарный сироп – тли выделяют в виде маленьких капелек. Им питаются многие насекомые. Например, для рыжих лесных муравьев выделения тлей служат неплохим продуктом питания. Пчелы, кроме цветочного нектара, тоже собирают эти сладкие капельки.
Падь, выбрасываемая из анального отверстия тлей и других насекомых, кроме сахаров и прочих растительных веществ, содержит примесь обычных выделений, для которых, собственно, и предназначено само отверстие. Интересно, что эта ложка «дегтя» не только не портит «бочку меда», а как бы облагораживает его. Пройдя в зобиках пчел стандартную обработку, падь превращается в падевый мед, ценимый в некоторых странах Западной Европы, где его собирают в огромных количествах.
Видимо, раньше на Земле копрофагов было меньше. Во всяком случае, со своей работой они явно не справлялись. Вот лишь один пример. Семь-восемь миллионов лет назад в Европе обитали гигантские хищные рептилии – ихтиозавры. Этих громадин было так много, а испражнялись они столь обильно, что в некоторых местах оставили весомые следы в виде огромных скоплений окаменевшего навоза.
Благодаря тому что в навозе ихтиозавров много крепко сцементированных не- переварившихся остатков пищи (чернильные мешки ископаемых моллюсков, рыбья чешуя и кости), у отшлифованной поверхности копролитов красивый рисунок. Поэтому ископаемый навоз идет на мелкие поделки, брошки и бусы.
К сожалению, на прилавках наших ювелирных магазинов сейчас нет даже этого дерьма. Однако такого рода украшения все же не предмет первой необходимости. Без них жить можно. А вот голод, говорят, не тетка. Бог знает, до чего он может довести. Да и дефицит лекарств тоже!

Доктор биологических наук Б. Ф. Сергеев «Химия и жизнь» 1992, №9.